МОРПЕХ ПАША.

И Камрань, военно-морскую базу во Вьетнаме, мы оставляли, как тараканы грязный стол при внезапно включенном свете. И у берегов Сомали мы в лежку лежали на большой океанской волне. И по самолетам Моше Даяна долбили ракетами с Асуанской плотины. Это все Кузнецов знал и без Паши.
А Вадька Дедулов, афганец и чеченец, майор, сказал прямо:
- Да кагебешник он, твой Паша, потому что шибко обаятельный!
Кузнецов знал и то, что кагебешнику, то есть ныне феесбешнику, с него взять было нечего - государственных тайн он не имел, золота из экспедиций не привозил, а тот материал, что привозил, был уникален только лишь для археологической науки, да и то только в свете научной теории самого Кузнецова. Но Паша впрямь был обаятельным и даже чуть больше, чем обаятельным. Он знал все и даже чуть больше, чем все. С Вадькой Дедуловым они в самых подробностях обсосали Лашкаргахские окрестности, где Вадька полтора года кушал дыни с изюмом, за что имеет Красную Звезду и нервные припадки после контузии. С матроной Эн, кузнецовской пассией, Паша забрел в такие кущи какой-то там разновидности йоги, что Кузнецов спросил, не в Индии ли вместо Афгана был Паша. На это Паша с присущим ему обаянием ответил, что был и там и там. Кузнецов снова спросил, как же, де, он, морпех, оказался в Лашкаргахе. Для тех, кто не сможет найти этот город на карте, следует пояснить, что этот город находится на юго-западе Афганистана недалеко от Кандагара, в пустыне. Кстати, и о том, как наши летчики бежали в тысяча девятьсот девяносто шестом году из кандагарского плена на захваченном самолете, Паша тоже рассказал в подробностях, так как тот аэродром превосходно помнил.
Ну, так вот, на вопрос, как Паша, будучи морпехом, оказался в Лашкаргахе, Паша ответил:
- Ты в армии служил?
- Два года после университета командовал взводом на Курилах! – сказал Кузнецов.
- И у вас там был порядок в части? – спросил Паша.
- Когда кета шла! – сказал Кузнецов.
- Ну вот видишь! – сказал Паша.
И Кузнецов понял, что Паша знает и про то, что в период браконьерского лова лосося в гарнизонах Дальневосточного округа наступает полный порядок, остальное же время обычно, как и везде в армии, характеризуется словом «бардак», которое давно уже считается синонимом слову «норма». К сему Кузнецов оценил несколько вполне профессиональных суждений Паши и по его, кузнецовской, теме. А Вадька Дедулов сказал, что сам в Афгане видел морячков с Тихоокеанского флота.
Потому, игнорируя все прочие мелочи, навроде тех, что местный губернатор принимает свои решения не иначе как только с согласия местной мафии, о чем Паша, конечно, знал во всех тонкостях, приходится сказать – знания Паши вызвали в археоложке, то есть археологической лаборатории, удивление.
Собственно, и само появление Паши было тоже удивительным. Вбежал он в археоложку загорелый, седоусый, красивый, сунул с головы черную вязаную шапочку в карман черной дорогой куртки, протянул крепкую открытую ладонь:
- Володя, привет! – и через паузу: - Не узнаешь? Правда не узнаешь? Я Паша. Помнишь, мы с Андреем Смирновым и телевиденьем к тебе на раскоп приезжали?
Кузнецов, как всякий молчаливый человек сказал прямо:
- Андрея помню, а вас нет!
- Да у тебя раскоп был в… - назвал Паша точнейшее место и время пребывания Кузнецова со своей экспедицией лет пять назад и через паузу прибавил: - Мы с Андреем тебе коньяк привезли, а ты спирт выставил!
- Коньяк с Андреем помню, а вас нет! – снова сказал Кузнецов.
- Ну, фрагмент стены у тебя тогда хорошо вырисовался. Все кричали: научное открытие, научное открытие! – а ты никого на километр к ней не подпускал, кричал, что все к черту обвалят, и тогда ты лично всех лопатой перебьешь и под этой стеной закопаешь для будущих археологов!
- И это помню, а вас нет! – удивился Кузнецов своему беспамятству, а потом спохватился: - Да ладно, проходите, садитесь, гостем будете!
А через неделю ежедневного общения, когда Паша обаял всю археоложку, Кузнецов деликатно спросил его, кто же он все-таки по роду занятий.
- Ну да! – улыбнулся Паша. – Вы все думаете, я феесбешник. А я простой отставной морпех, подполковник, сейчас курирую от министерства обороны кое-какие местные производства. И, кстати, - он обвел взором лабораторию, – могу за бесценок достать сюда новейшую оргтехнику в любом количестве и наборе. У меня на таможне работает бывший сослуживец.
Кузнецов слышал, что таможня задерживает и потом распродает совершенно качественный товар, документы которого оформлены неправильно. Но деньги в лаборатории были только на зарплату и он, как молчаливый человек, опять об этом сказал прямо.
- Володя! – вскричал Паша. – Я ведь не век здесь буду! Командировка закончится, и я уеду к себе в Москву. Не надо упускать такой случай! – Паша сорвался из лаборатории и вернулся через час с бумагой: - Вот!
Кузнецов поглядел в бумагу и впечатлился. За копеечные деньги Паша мог превратить археоложку в нечто похожее на американский центр космических исследований.
- Н-да! – сказал он и криво усмехнулся на свое безденежье: - Ты, Паша, романтик!
- Конечно, романтик! – обиделся Паша в том смысле, что связался с бестолковыми людьми.
Кузнецову стало стыдно. Стыд тотчас перерос в обиду на университет, не финансирующий лабораторию, на самого себя, не умеющего найти деньги помимо университетских. Стыд перерос в обиду и на Пашу, заставившему Кузнецова испытать свою никчемность в этом плане. И в подавление этого сложного чувства Кузнецов вынул из сейфа остаток своей зарплаты.
- Ну вот! – посветлел Паша. – Я прибавлю – и хоть компьютер у тебя будет!
Он ушел и на следующий день пришел смущенный:
- Подождешь два дня? Отправил он все в продажу. Я ему: да ты чо! – А он: ну достали меня! Через два дня будет.
- Конечно, подожду! – снова испытал стыд Кузнецов.
- Через два дня точно будет! – заверил Паша и вдруг как бы даже озарился, как бы даже осветил неким сияньем археоложку: - А постой-ка, Володя! – и схватил с пояса мобильник, которого у Кузнецова тоже не было. Схватил, потыкал в него пальцем и спросил кого-то, назвав Санькой, будет ли тот Санька сейчас на месте, ибо Паша сейчас к нему прикатит.
И Паша укатил. И прикатил он на другой день с вестью, что Санька, Александр Иванович и родной брат Паши, богатейший человек, в качестве безвозмездной помощи отстегивает археоложке пятьдесят тысяч, правда, не баксов, то есть не долларов, а всего лишь наших пятьдесят тысяч рублей, так сказать, деревянных.
- Я ему говорю, отстегивай баксов. А он стал жадный. Я ему столько всего сделал. Он у меня в долгу по уши. Но, нет, говорит, пусть пока деревянным твоя археология обрадуется! Давай, Володя, банковский счет. Он тебе перегонит. Я с него не слезу! – сказал Паша.
Кузнецов подумал, не разыгрывает ли его Паша, и стал отнекиваться, мол, да ладно, спасибо, не надо, проживем и так, заработаем сами, вот и новый договор на раскопки готовится.
- Да давай счет! – слегка рассердился Паша. – Давай скорее, пока этот жлоб не передумал. У них, у жлобов, это запросто! Давай!
И Паша опять укатил. И опять прикатил во всем сиянии.
- Пусть-ка не переведет! Я ему устрою встречу героев из Камрани. Ты знаешь, как нас встречали из Камрани? Ночью загнали в какой-то док типа гальюн и хоть бы одного поганого прапорщика береговой службы выделили! Хочешь, выгружайся на берег своими силами, хочешь, сразу топись. Никому никакого дела нет, – в возбужденном сиянии кружил по археоложке Паша и прибавлял, что брата своего поделиться денежкой он заставит.
Кузнецов занял до зарплаты, и всей археоложкой по такому поводу превосходно взгудели. Как в России положено, не хватило. Кузнецов занял еще, а потом выложил последние Вадька Дедулов. А потом Кузнецов с Пашей пошли в забегаловку на угол.
- Пусть только, жлобина, не переведет! Он в казино каждый вечер по пятерке проигрывает, по пяти тысяч баксов! А тут какие-то деревянные! Переведет! Он мне во как обязан! – говорил Паша.
И опять Кузнецову было стыдно за свое вот такое убожество, за свою законченную бездарность, когда кто-то себе позволяет каждый день проигрывать полтораста тысяч рублей, а он не может обеспечить свою археоложку даже самым минимумом, из-за чего она походит на избу приказного дьяка какого-нибудь там семнадцатого века.
В забегаловке они сели с водкой за столик, и к ним вскоре от соседнего столика пришла с бутылкой шампанского красивая и явно очень сильная молодая женщина. И только она села к ним за столик, как появился грязный, едва не в струпьях, мальчонка.
- Дайте на хлебушек, пожалуйста! – стал клянчить он.
- Пойди, пойди! – сказал Паша, а Кузнецов молча отвел глаза.
Соседка же, эта молодая красивая и явно сильная женщина, уцепила мальчонку за рукав.
- Ты, правда, есть хочешь или клянчишь деньги для кого-то? – строго спросила она и, когда тот подтвердил, что просит на хлеб, купила ему ворох бутербродов и колу. А потом показала на Кузнецова: - Я за вами минут десять смотрю. Из вас вот он настоящий мужик!
Паша на секунду вспыхнул. Но тут же взял себя в руки.
- Этот? – потрепал он Кузнецова по плечу. – Этот – да.
Молодая женщина потянулась к нему со стаканом:
- Будь всегда мужиком!
- Буду, буду! – хотел буркнуть Кузнецов и вдруг вспомнил, что в это время у него было назначено свидание с матроной Эн, его пассией. – Паша! – вскричал Кузнецов и удрал к себе в археоложку в надежде, что матрона Эн его там еще ждет.
Матрона Эн его уже не ждала. Кузнецов отыскал ее по телефону, объяснил причину своего невнимания, был тотчас прощен, и свидание их состоялось. Паша же пришел в следующий полдень, пришел несколько утомленный и озабоченный, как обычно приходят на работу мужчины, желающие намекнуть на проведение ночи не в своей постели.
- И что? – спросил Кузнецов.
- Переночевал, - сказал Паша. – Оказалась мастером спорта по плаванию! – а потом сказал, что звонил брату и на таможню: - Завтра все будет о,кей! Таможня в качестве неустойки коньяк ставит!
К концу рабочего дня он отвел Кузнецова в сторону:
- Послушай, Володя. Сейчас ко мне она придет. Хочу ее в кабак сводить – все-таки у нее переночевал. Давай вместе пойдем. Она просила. Говорит про тебя, мужик.
- Паша! – сказал Кузнецов. – Ты, наверно, не представляешь зарплату научных работников! Да и сейчас ко мне придет моя Эн.
- Ну, так вообще класс! – воскликнул Паша. – О деньгах не беспокойся. Я сегодня получил. Только вот о чем тебя попрошу. Нужно, чтобы в ресторане заплатил ты, как настоящий мужик. Ей будет вообще в кайф! - Паша протянул Кузнецову приличную пачку тысячных.
- Да ведь мне с тобой никогда не расплатиться! – испугался Кузнецов.
И Паше пришлось не мало потрудиться, применить все свое обаяние, чтобы доказать Кузнецову совершеннейшую невинность его затеи.
- Не переживай. На самом деле деньги мои. Я сегодня получил зарплату. Заплатишь, сколько нужно, а остальные отдашь мне. Я вас с Эн приглашаю! – говорил Паша.
Наконец Кузнецов сдался. Он подумал, что в условиях, когда Паша ради него уговорил жлоба брата кинуть ему, Кузнецову, такие деньги, на которые если и не удастся оборудовать в археоложке нечто вроде американского центра космических исследований, то вполне удастся купить приличный компьютер со всеми нужными причиндалами, он, Кузнецов, не имеет права отказать Паше в его просьбе.
И в ресторане, когда гарсон принес счет на какую-то там сумму тысяч с мелочью, Кузнецов неторопко полез в карман. Однако Паша подлинно оказался морпехом. Он вдруг неуловимым движением выложил на тарелочку со счетом всю сумму.
- А мы с Володей, договорились, сегодня я плачу, а в следующий раз он! – сказал Паша со всем своим обаянием.
- Конечно, конечно! – в растерянности замямлил Кузнецов.
В гардеробе он пытался незаметно от женщин всучить Паше деньги обратно, но Паша, сделав страшные глаза, сказал, что потом.
- Ну, в самом деле, потом ты заплатишь, Володя! – сказал Паша.
А этого «потом» не случилось. К всеобщему удивлению, Паша больше к Кузнецову не пришел. И никаких денег от жлоба Пашиного брата, конечно, Кузнецов не дождался, как ничего не получил с таможни. Кстати, и с матроной Эн у Кузнецова со временем разладилось. Может быть, она думала о Кузнецове, как о богатом человеке, а потом увидела, что это не так. А может быть, наоборот, стала думать о нем, как об этаком болтателе по ресторанам, казино и черт те знает еще чего.
Через год позвонил Андрей Смирнов с телевидения и спросил, давно ли Кузнецов видел Пашу.
- Исчез год назад так же неожиданно, как и появился! – сказал Кузнецов.
- А как вы с ним познакомились? – спросил Андрей Смирнов, выслушал и в сердцах сказал: - Надо же, как во всех подробностях запомнил! Я ему как-то рассказывал про тебя и показал ту пленку! Ну, все запомнил! – и еще потом спросил, не брал ли Паша у Кузнецова деньги.
- Нет! – отчего-то соврал Кузнецов.
- А у меня взял пять тысяч долларов! – сказал Андрей Смирнов.
- Да не может быть! Он же морпех, подполковник! – вскричал Кузнецов, по своему опыту знающий, что при всем бардаке в армии денежные долги – это святое.
- Кто морпех, кто подполковник? – спросил Андрей Смирнов.
Кузнецов сразу посмотрел на Вадьку Дедулова, распаковывающего коробки с компьютерной техникой.
- Паша подполковник? – спросил Андрей Смирнов. – Да он же уволенный из органов следователь-лейтенантишка. Я о нем уже все справки навел. Он обыкновенный мошенник и объявлен в розыск!
Кузнецов снова посмотрел на Вадьку Дедулова. Это ведь он, прозорливец, увидел в Паше кагебешника, то есть нынче феесбешника, и под предлогом, что Паша этаким нестандартным образом извинился и за брата, жлоба, и за таможенника, ну, и за всю феесбешную службу заодно, наконец-то уговорил Кузнецова хоть сколько-то вывести археоложку из семнадцатого века.
- Н-да! Офросиньица девка бела, волосьем богата, да нос-то кокореват! – после некоторого молчания сказал словами того же семнадцатого века Кузнецов.
- И что? – спросил Вадька.
- Запаковывай. Повезем обратно! – сказал Кузнецов.