ДЕРЕВНЯ ЗА ГОРОЙ.

Деревня и озеро одно название имеют и – два щенка к матери – жмутся к горе. Деревня еще похожа на встревоженного, но спутанного ястреба, а озеро на вдавленную в землю мелкую монету. Вокруг ничего не растет, как при кизилбашах, только кукурузное поле, где каждую осень тьма перепелов прячется. Рыжая отара позадь деревни по склону бродит, тянется, как старая одноголосая песня.
Будто бы они и появились тут в одно время – озеро и деревня. Кровник-горец обидчиков искал, да не нашел, уже было домой повернул, но остановился. Захотел тут поселиться. Захотел поселиться, да про князей вспомнил: в крепостного превратят. Развязал мешочек со своей горной землей и высыпал, вот-де земля моя, я ничего не должен тебе, князь. С той землей выпала льдинка – видно под самым небом жил человек, коли земля со льдом у него.
Из льдинки озеро сделалось, а деревню он сам построил.
Кровником он вот с чего стал – было или не было.
Еще отчаянный человек рискнул бы одолеть перевалы, еще скряга-дуб торговался за каждый свой медный лист и отдавал его ветру не иначе как с проклятьями, но зима уже Тамерланом ворвалась в горы.
Волки пригнали в деревню людей. Двое – мужчина и женщина – деваться им было некуда. Осыпаемая снежной крупой, деревня согласилась оставить их у себя. Спросила, за что определено им изгнание. Ответа или не получила, или потом забыла его.
Горы не велят принимать изгнанников. А здесь посмотрели в небо, начисто срезавшее все окрестные вершины, подставили лица снежным искрам, вспомнили волков и тяжелый живот пришедшей женщины. Мощный старик со свирепым лицом, род которого почитался первым в деревне, сказал:
- Наказать можно за свершенное. У этих двух есть третий. Он еще ничего не сделал – ни худого, ни доброго. Пусть он придет в этот мир.
В старину сказано: начало – половина сделанного. За этими через какое-то время пришли другие. За ними – третьи. Приняв тех, деревня не смогла отказать этим. И все оставались в ней, находя крышу и хлеб. Она не запоминала, кто они, и называла всех по фамилии свирепого на вид старика, который первым решился принять их. А чтобы не путаться, стала, если речь заходила о старике и его родственниках, произносить перед фамилией слово «подлинные», а когда заговаривала о пришельцах, то к фамилии добавляла слово «ненастоящие». Их это не радовало. Но выбор был мал, как зимний день или овечий хвост. И они мирились, потерей чести оплатить жизнь. Когда цена столь велика, покупка приносит беду.
Никто не сосчитал годы, копившие ее. Но их прошло достаточно, чтобы она смогла вырасти не в одном сердце. Она переходила из поколения в поколение с кровью отца и с молоком матери. И когда на очажной цепи следы клятвы прочно затянулись сажей, кто-то из ненастоящих впервые сказал:
- Хватит!
- Хватит! – задергались кадыки у мужчин той половины деревни, что была заселена ненастоящими.
- Эти подлинные сделали нас рабами! – поддакнули им женщины.
- Мы тоже благородной крови! – спесиво зажглись глаза у всех. – Наши фамилии ничуть не хуже этой нынешней!
Но рабами ненастоящие не были и фамилий своих они лишились в день изгнания – не здесь. Здесь они получили жизнь.
Среди ненастоящих нашлись люди, которые не забыли причину их нынешнего положения и чтили милосердие свирепого на вид старика. Но и конь будет затоптан овцами, если они, обезумевшие, мчатся целой отарой.
В храмовый праздник очень славословились мудрость, доброта и смелость старика со свирепым лицом. Утверждалось, что он в величии своем достиг горных вершин и даже превзошел их. Горы ведь считают преступление приютить изгнанника – а старик отважился на это. В нем человеческое сердце – не каменное, а мудрость его сродни божьей.
Ручьями текли кровь и арак.
Только почему у некоторых роги, взнесенные в миг славословия над головами, не так часто приближаются к губам?
И почему этого не видят те, кому надо бы сейчас все видеть?
Весело и торжественно течет пир. Телячья кровь, столь обильно омывшая алтари и жертвенники, загустела и потускнела. Запах ее давно уже забит запахом шашлыка и арака, чеснока и хлеба. Маленьким солнышком светится на каждом столе несравненный по вкусу пирог с сыром – да продлятся дни того человека, который преломит его на всех со словами мира. Кипит в котлах сырная каша – останется разве равнодушным к ней хоть один человек под этим небом. Благоухает и неодолимо тянет к себе пирог с мясом – пища богов. К самым льдам, вызывая у них слезы, поднимаются сладкие и грустные песни расстаравшихся сегодня музыкантов.
Но вдруг у некоторых пологом багряным колыхнулось небо. Вдруг не пиво пенное брызнуло на столы. Завыли собаки и забесились кони. Небывалый красный дождь прошел над лугом, и вскрикнула разрубленная свирель.
Один из ненастоящих, кому это было поручено заранее, нашел повод придраться к кому-то из подлинных. Это послужило сигналом. Ворвались подкупленные люди соседнего племени, и началась резня.
Все были утром на празднике – и подлинные, и ненастоящие. Вечером не было ни тех, ни других. Подлинных предали земле, а ненастоящие перестали быть таковыми, потому что называть их так было некому.
Одна беременная женщина, жена младшего из потомков величавого старика, ждавшая первенца, не пришла на праздник. Ей было положено находиться в хлеву. Предупрежденная кем-то из ненастоящих, когда они зорко следили, чтобы ни один никуда не отлучился и был бы вместе со всеми связан кровью, она укрылась в горах и родила мальчика. Ни он, ни дети его, ни внуки не знали долгое время о случившемся. Если бы у женщины хватило ума рассказать, пошедший мстить сын ее как бы смог устоять против целой деревни? А так фамилия успела разрастись и окрепнуть, прежде чем в нее принесли утаенные слова.
Когда бывшие ненастоящие узнали, что из очага подлинных ветер сумел-таки унести одну искру, они потеряли покой. И подточенные постоянным страхом, наконец, не выдержали, оставили деревню и ушли. Говорят, они разбрелись в разные стороны. Сначала будто бы они пошли всей деревней, но им встретился иссохший и согнутый временем старик, глаза которого, однако пылали необычайно молодо. Он и посоветовал им разбрестись, чтобы однажды не подвергнуться нападению и не погибнуть враз. Якобы стариком был сам дьявол. А кто бы еще придумал такое?
Так или не так, но этих людей сейчас уже нет, если только они не скрылись под другой фамилией и опять не стали ненастоящими.
Возродившиеся подлинные посчитали наказание достаточным, и всей фамилией согласились их не искать и крови не брать. С этого дня будто божья десница простерта над ними. Все они крепки здоровьем и тверды духом. Все статны и красивы – хоть мужчина, хоть женщина. Во всех делах их неизменно присутствует удача. И когда приходит смерть, то она всегда случается на людях, так что доподлинно становится известным, с кем, где и как это произошло. В бою ли, в схватке ли со зверем, в застенке ли, дома ли в постели – излишне говорить, что они свой последний час встречают достойно.
Только один человек не удовлетворился наказанием и пошел искать ненастоящих. Уходя, он прихватил с собой небольшой мешочек горной земли. Для чего она ему сгодится, он не знал, но всюду носил ее. Исходив полсвета и износив семьдесят пар чувяков, он, сам не зная как, вдруг снова оказался перед родными горами. Хотел он уже было подняться к себе в деревню, но вдруг подумал, что за время его поисков все родственники обустроились, обзавелись детьми, стадами и иным достатком.
- Я спасал фамилию от бесчестья, а надо мной будут смеяться! – сказал он, глядя на свои пыльные лохмотья.
И неприязнь кольнула его сердце.
- Останусь здесь, разбогатею, - он обвил глазами тучную долину, где стоял. – Как царь приеду к ним!
Он развязал свой мешочек и развеял землю из него по округе.
-Вот земля моя. Я ничего не должен тебе, князь!
Да только ведь сказано: небо, землю и себя самого не обманешь! Горная земля, не знавшая долинного солнца и долинных тягот, сколь ни старалась, ничего, кроме, скудных урожаев кукурузы, дать не могла.
Узнав о своем бедствующем родственнике, новые подлинные приехали уговорить его вернуться.
- Туда, где нет твоей головы, не клади ноги! – сказали они, и он не смог им возразить.
- Из тысячи вынь всего единицу – и не будет тысячи! – еще сказали они.
И он снова согласился. Но ему было стыдно за ту несправедливость, которую он допустил в мыслях по отношению к ним. Поэтому он ответил, что вернется, но только сначала соберет всю принесенную сюда разбросанную землю.
- Сколько ее было? – спросили его.
- Да с горсть нежадного человека, - ответил он.
- Ну, собирай и догоняй! – сказали они и тронули коней.
Они вообще-то не спешили и могли подождать. Но у уходящего из дому человека всегда найдется дело не для посторонних глаз.
А он так и остался на том месте, где перемешал свою горную землю с землей долины. Как бы он их различил?
Было или не было. Деревенька стоит, и озеро рядом есть. И оба они, говорят, в один день появились. Деревня, как спутанный ястреб вскинулась, взлететь силится. А озеро монеткой в землю вдавилось.