ГЕРАТСКАЯ ДОРОГА

Груша у Дато еще вот такою была - только для курицы деревом. Сам Дато в плохом настроении вообще ее не замечал.
Она ведь дважды росла, его груша. В первый раз от земли ручонки потянула еще до поджога Абашидзе. Не османы сожгли Чрдили нашу, а он. Османы каштанами пеклись, а Абашидзе поджог. Двух людей нам не хва-тило перекрыть все тропы. Он этим воспользовался. Привел он османов к нам по тропе Таро. Ушел по ней Таро из Чрдили. А этот пришел. Неравная замена. Не надо было Таро уходить. Ничего он не обрел в том мире, кото-рый вне нашей деревни. Ничего, если за обретение не считать страдание и горе.
Груша любила Дато и не пережила его. Сгорел Дато, унесший с собой в огонь семерых османов. И она высо-хла, чтобы попасть в очаг и таким образом соединиться с ним на небе. Долго палкой торчала она, ни разу не успевшая понести плодов от ласки Дато. Вдова его из ревности палку эту не в очаг сунула. Она воткнула ее в тын свиной загородки. Там истлела груша. Потом еще раз родилась и стоит до сего времени. Ей сейчас испол-нилось триста лет. Она феномен. Она Сурамский невольничий рынок видела.
При той, первой, Таро ушел за хребет. При второй вернулся. Потому-то тропа его именем зовется. Его не хва-тило закрыть тропу. Разумеется, Таро не знал, что так дело обернется. И мы, отцовский дом покидая, разве думаем, что там без нас станет худо?
- Я думал! - сказал Жора.
- Тебе легко было думать. Дом твоего отца был равен твоей думе. Оба могли спокойно в нагрудный карман гимнастерки уместиться! заметил Магаро.
- Будто твой отец обладал дворцом! - обиделся Жора.
- Я со стороны думы измеряю! - пояснил Магаро.
О двух событиях, связанных с Таро, знают в деревне. Неведомым для наших образом он оказался на Гератской дороге.
- Что самым трудным было ему? - спросил меня Магаро. Спрашивая, он усиленно делал глазами знак для Дато, чтобы не помогал мне. Жоре он знаков не делал, ведь с поры, как я в темноте и по ошибке приладил его буйволов украшением груши - было такое между нами! - Жора сохранял со мной сдержанность. В вопросе, конечно, укрывался простой, но неординарный ответ. О простом я догадался. А подумав о неординарности, я себя запутал. Может быть, сказался и тот образ жизни, какой мы вели с Жорой в период нашего союза, оказавшегося на поверку временным. "Помни слова товарища Сталина, как свободные и рабы объединились и с громом опрокинули локомотив истории!" - вещал Жора, а сам не смог выдержать вида двух буйволов на груше Дато, соблазнился собственностью. Вот в тот временный период мы с ним жили в горах, доили коз и били лбом орехи - каждый своим, по очереди. Возможно, и это сказалось, а не только я сам себя запутал, подумав о неординарности вопроса.
- Сначала надо знать, где Гератская дорога! - в значении подсказал Магаро и опять смутил меня, ибо Гератской она могла оказаться не только там, где ей положено быть, то есть во времена Таро - в восточной части Персии, а в нынешние времена - в самостоятельном государстве Афганистан. Гератская дорога равно могла оказаться и вон за ближней горой. Ведь если весь мир вмещает в себя Чрдили, то и Чрдили вмещает в себя весь мир. И кстати, мы с Жорой открыли бы этот закон вместимости, кабы был Жора более верным своему слову.
- Не думай, что Гератская дорога может оказаться вон за той горой! - еще более в значении подсказал Магаро, как раз показывая туда, где бы я мог ее предположить, исходя из своей запутанности.
- Именно за той горой она и находится! - сказал Дато, укорачивая спор, ибо уже взял стакан.
- Я был за той горой. Нет там Гератской дороги! - невыдержанно воскликнул Жора, тоже взяв стакан,
- Э! - сморщился одной половиной лица Магаро, уяснивший суть слов Дато. - Да, за той горой, но на каком расстоянии за той горой!
- Это другой возрос! - оказал Жора.
- Не слушай их, сынок, - оказал Дато. - Вся их загадка состоит в том, что наш человек Таро оказался среди мусульман, и о самом трудном для него ты можешь догадаться сам, ведь он не был обрезанным. А им, - Дато почтительно, но и с некоторым временным пренебрежением показал стаканом на Магаро и Жору, - им, как детям, только это интересно.
- Обрезанный-необрезанный - это не вся правда! - возразил Магаро, не очень довольный тем, что Дато сорвал его мероприятие.
- Да, не вся! А ты знаешь, почему грузины персов называли бабами? - временно против Дато выступил и Жора.
- Потому что под персами сидели? - сказал знание Дато.
- Кто-то сидел, а кто-то не сидел! - набрал воздуха в грудь Жора.
Магаро же нашел возможным ответить на историческую неточность в словах Дато более развернуто.
- Может быть, у вас в Гори люди сидели под персами. А у нас в Чрдили люди ни под кем не сидели! Один раз пришли османы, но пеклись каштанами! - сказал он, посмотрел в сторону груши Дато, как и башня, над всей округой возвышающейся, посмотрел и застегнул на вое пуговицы белый свой китель, в котором пребывал с утра.
И хотя было одно время в старину именно так, что часть Грузии вынужденно подчинялась персам, а другая часть Грузии, кроме Чрдили, как считали сами чрдилийцы, - туркам, Магаро, будучи сейчас хозяином стола, не имел нрава давать волю чувству. К тому же, кроме исторической неточности, в словах Дато была и сущая правда. Так было одно время в старину - называли грузины персов бабами, однако персы заставляли грузин сражаться против своих врагов. И по этой причине ушедший за хребет и сражавшийся в грузинском войске Таро оказался на Гератской дороге. Раненным он был оставлен на излечение, а потом самостоятельно под видом нищего пробирался к своим. В отличие от позднейших представлений о том, что ему тяжело было только в специфических моментах, тяжело ему было во всем, одинокому. Никому нельзя было открыться. Туго сжал он свое сердце, и все время смотрел на себя со стороны - не сделать бы промашки. По пяти раз в день приходилось возглашать славу Аллаху и ни разу Богу своему родному. И хотя родной Бог должен был видеть, в каком Таро положении, и, всеблагий, простить его, но ведь Бог мог потребовать от него подвига. Некоторое время Таро нес в себе это сомнение, а потом отказался. Он постановил, что ему на время должно полностью забыть родного Бога, ибо постоянное его пребывание с Таро сил не прибавляло, а лишало последних.
- Война приучила к хитростям, более сохранявшим тело, а потом душу! - сказал Таро.
Но и это ему не помогло. Однажды он совершил промашку. Шел он с караваном и при одном нападении граби-телей не выдержал, подобрал саблю и очень искусно для нищего стал рубиться. Все это при том, что караван-ная охрана более стремилась спрятаться под верблюжьими брюхами. Как ни прятались, а однако заметили искусство рубки Таро и заподозрили в нем соглядатая, отчего намерились убить. Он им сказал на их намерение, оказывается:
- Я советую вам напасть всем враз или ночью на спящего. В остальных случаях вам не одолеть меня.
Это возымело действие. И ему сказали:
- Хоть ты не нищий, но и мы не бабы. Против какого количества враз ты сможешь устоять?
- Если воинов - четырех. Если вас - двенадцати! - оказывается, ответил Таро.
И это снова возымело действие. Начальник каравана, повышая себе цену, велел выйти девяти, но с последую-щей заменой.
- Если, конечно, потребуется! - сказал он.
Таро попросил времени помолиться. Но столь, оказывается, он вжился в образ мусульманина, что и в послед-нюю свою минуту стал молиться не родному нашему Богу, а ихнему. А может, это продолжало быть военной хитростью - ведь человек всегда надеется на лучшее, и погибает тот, кто прежде теряет себя.
Про начавшуюся рубку одного против девяти с последующей заменой Таро якобы рассказывал так. И его слова сейчас передал Магаро, будучи застегнутым в белый китель. Он ведь чувствовал свою промашку. Являясь хозяином стола, он не имел права сказать Дато те слова, которые сказал. И теперь он стремился исправиться, передавая слова Таро так:
- Вкусили халвы и испили шербета глаза правоверных, взирая, как оборванный нищий алчным жерновом пере-тирал в муку неисчислимое зерно ударов девяти воинов.
При этом Таро, судя по рассказу, сообразил не наносить смертельных ран. И когда вывел из схватки седьмого, но перед ним все равно оставались девять, ведь вместо раненного выходил новый - после седьмого начальник каравана догадался остановить схватку, ибо через некоторое время он остался бы без охраны. На Таро накинули сеть и, спутанного, увезли от дороги в пустыню. И Таро рассказывал:
- За два бархана увезли и бросили. Но замкнулось сзади пространство и не разомкнулось впереди, ибо сердце мое было туго сжатым. Увидел я край неба и край земли. Протянул я руку и коснулся и так пошел, пока не ос-тавили силы. Я упал и лежал, а время скомкалось и разорвалось. И ветер угнал клочки его. Потому одно стало налезать на другое, день на ночь, ночь на день - можно стало видеть книгу судеб, меняющую страницы с се-ребром мелкого текста на сияющие листы с единой каплей слепящих чернил. Хотелось мне поднять руку и коснуться этой капли. Равно же хотелось написать неизреченную мудрость, рождающуюся и умирающую столь одновременно, что у меня не было возможности понять, есть она или ее нет. Был мариамобистве, месяц пресвятой богородицы Марии, август!
С последними словами Магаро сказал здравицу. Я же, выпивая, подумал о том, мог ли Таро, будучи в образе мусульманского нищего, помнить летоисчисление по-христиански.
- Это правда! - сказал Жора про сказанное. - Я в сорок четвертом такое же пережил сам. Мы прорвали фронт, но он за нами сомкнулся, и немцы нас загнали в болото и несколько дней расстреливали из минометов.
- Царствие небесное всем убиенным! - сказали подошедшие прибрать на столе женщины - жена Магаро тетуш-ка Анета и родственница ее тетушка Кекелия.
Я внимательно присмотрелся к Жоре. Не столь уж он, - стало мне думаться, - привержен к своей собственности в виде двух буйволов с арбой. Вполне возможным было нам, объединенным, опрокинуть локомотив истории - правда, непонятно, зачем.
- Говорят, когда Таро пришел домой, груша Дато стала расти. Та груша, воткнутая в загородку и истлевшая! - припомнили женщины.
- Это уже из области сочинения! - вежливо, но с долей ревности сказал Дато.
Я встал на его сторону. Иначе бы выходило, что груша, высохнув по одному человеку, вдруг схватилась чувством к другому! совершенно женская логика!
- Да! Было именно так! Вся деревня об этом говорила? Иначе бы зачем Таро вновь ушел? - загорячились жен-щины.
Дато порозовел от прихлынувшей крови. Жора пригнулся к столу. А Магаро, истинный хозяин, сказал:
- В старину любая из женщин могла ликвидировать любую ссору. Это всем известно. Но так же всем известно, что в семье нашего Дато и в старину, и сейчас не только женщины, но и сухая грушевая палка знает свою при-надлежность!
- Да! И потому именно у нашего Дато выросла груша, которой триста лет. Это феномен! - распрямился Жора.
- И потому дом Дато прирастает родственниками, ушедшими даже в... - сказал Магаро.
- Таро мой дед? - закричал я.
- Пра-пра-пра! - уточнил Жора.
- Что? - медленно встал я и немного удивился, так как увидел себя наравне с грушей и смог заглянуть за хребет, на ту сторону. Я увидел себя даже больше груши. Ведь она стояла в нашем дворе, а мы сидели во дворе Мага-ро. А чтобы прийти из нашего двора к Магаро, нужно сначала через наш сад спуститься во двор к Геронтию, потом во двор к Георгию, потом перейти уличку с ручьем повдоль и чуть приподняться в другую уличку. Вот, на высоту двух дворов за небольшим вычетом я был выше груши. Иначе бы из двора Магаро я с ней не срав-нялся. А достигнув именно такого преимущества, я смог заглянуть за хребет.
- Видишь, кровь просит своего. Подобно Таро, он за хребет смотрит! - прокомментировал мои действия Мага-ро.
- Это политическая близорукость и безродный космополитизм! - замшелыми терминами своей молодости ска-зал Жора.
И на то, и на другое Дато смолчал. Я понял, что он переживает, и ошибся. Оказывается, он взволновался, как бы посредством меня жена его тетушка Элико, пребывая за хребтом, не передала какое-нибудь дополнительное хозяйственное задание. Однако обошлось. Ибо она была занята внуком. Только она одна могла с ним справиться. Но и ей для того порой требовалось много сил. Дато повеселел.
- Смотреть можно хоть куда. Главное - знать место, с какого смотреть! - выступил он в мою защиту, а о своем опасении насчет дополнительного задания признался позднее.
- И на голую женщину смотреть можно? - спросил Жора.
- Чтоб ты ослеп! - сказали из кухни женщины. Для меня все это время было главным никого не раздавить, от-чего я не выходил из-за стола и решился, когда уже не осталось сил терпеть. Вместе с Жорой и Магаро я пошел к свиной загородке. Идя, я продолжал опасаться. И когда мы дружно стояли перед загородкой, я тоже опасался - вполне, как мой дедушка Таро. Хоть и по другой причине, но вполне схоже. Я не знаю, каков я был со стороны, Но внутренне я был равен высоте груши. Мое состояние, конечно, оказалось замеченным. Все подумали, что я опьянел. Женщины хотели принести ковер с подушкой, чтобы я прилег. Но Дато повел меня домой. Жора и Магаро шли сзади и просили не уходить. Но мы с Дато крепко держались друг друга, и они не могли нас одолеть. В помощь они попытались призвать Георгия и потом Геронтия и о том спросили их домочадцев. Однако оба были в лесу, и мы благополучно миновали их. Дато крепко держался меня, а я крепко держался его. Он полагал меня пьяным. Я же опасался нечаянно наступить на него.
- Я не сказал о том, что было самым трудным для Таро на Гератской дороге! - крикнул Магаро, останавливаясь перед нашим садом, ибо не мог уже преодолеть подъема.
Я из уважения оглянулся.
- Не слушай его, - попросил меня Дато. - Он скажет, что народ на Гератской дороге справляет малую нужду на корточках!
Я вежливо улыбнулся Магаро.
- Не уходи! - сказал снизу Жора. - Один мой буйвол и один мой сапог - всегда твои! Даже оба сапога твои! Не уходи!
Он сказал. Но мы все выше поднимались в наш сад, крепко держась друг друга. И Жора крикнул в отчаянии:
- Бойся ступить на Гератскую дорогу!
- Почему? - спросил я.
- Потому что на ней туда - одно расстояние, а обратно - два! крикнул Жора.
Я снова вежливо улыбнулся. С грушу Дато трехсотлетнюю был я высотой.